Видел я: в весеннем холодке
Распустилась слив краса.
Слышал я: запели вдалеке
Снова птичьи голоса.
Я в томлении своем весеннем
Вижу: зелена, нова,
Перед домом к яшмовым ступеням
Робко тянется трава.

ПИШУ НА СЛЮДЯНОЙ ШИРМЕ ДРУГА

У ваших дверей
В проеме ширма-слюда;
Поставлена прямо,
Чиста, прозрачна насквозь.
Горный ручей
Сам забежал сюда:
На ширме он въявь,
Его рисовать не пришлось.

ВЗДЫХАЮ О СЕДИНЕ

Как стар я стал-
Усталый и седой.
Как тяжко ноют
старческие кости!
Я словно
Между небом и землёй-
Живу здесь
Никому ненужным гостем.
Печалюсь горько
О горах родных-
Тут - день и ночь
пустые разговоры.
Что мне до современников моих?
Оставлю город
И уеду в горы.

ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ В БАМБУКОВОЙ БЕСЕДКЕ ПОДНОШУ ШАОФУ ЦЯНЬ ЦИ, ВОЗВРАЩАЮЩЕМУСЯ В ЛАНЬТЯНЬ

Ночь тиха.
Сквозь непроглядный мрак

Где-то слышен
Только лай собак.

Мне завидно:
В хижине своей

Ты живешь
Далеко от людей,

Собираешь травы
Поутру,

Презирая
Власти мишуру.

ПРОВОЖАЯ ЦЗЫЧЖОУСКОГО ЛИ ШИЦЗЮНЯ

Десятки тысяч деревьев
К небу стремятся гордо,

В тысячах гор кукушки
Кукуют где-то высоко.

Всю ночь, под нещадным ливнем,
Мокла в горах природа,

И вот уже с каждой ветки
Льются сотни потоков.

Когда китайские женщины
Подать приносят утром,

Когда крестьяне, измучась,
Требуют правды в деревне -

Тогда, подобно Вэнь Вэну,
Ты рассуди их мудро,

Чтобы народная слава
Касалась не только древних.

ЮНОШИ

Синфэнским винам
В мире равных нет:

За доу платят
Тысячу монет.

Но удальцами
Этот край богат -

И каждый
Угостить другого рад.

И кони спят,
Ненужные пока,

Привязанные
Возле кабака.

ПОТОК, ГДЕ ПОЕТ ПТИЦА

Живу я один на свободе,
Осыпались кассий цветы.
Вся ночь безмятежно проходит...
Весенние горы пусты.
Но птицу в горах на мгновенье
Вспугнула, поднявшись, луна:
И песня ее над весенним
Потоком средь ночи слышна.

Провожаю весну

День уходит за днём,

Чтобы старости срок приближать,

Год за годом идёт,

Но весна возвратится опять.

Насладимся вдвоём –

Есть вино в наших поднятых чашах,

А цветов не жалей:

Им опять предстоит расцветать.

(перевод А.Гитовича)

Осенние мысли

1.

Ночной ветерок, залетевший в окошко,

Колеблет халат мой устало.

Часы водяные звучат потихоньку,

И звуки их медленно тают.

Луна перешла за Небесную реку –

И сразу прохладнее стало.

Сорока пугает осенние клёны –

И лисья быстрей облетают.

2.

На пруду, у старого дворца,

Появились голубые волны.

Зной спадает. В грусть осенних дум

Снова погружаюсь я безмолвно.

Этой ночью дождик моросил –

Не оставил на дорожках пыли.

И в жемчужных капельках росы

Лотосы весь пруд заполонили.

(перевод А.Гитовича)

Вторю стихотворению шэжэня Цзя "Раннее утро"

В шапке бордовой «глаша́тай зари»     
утра приход возвестил;
В опочивальню постельничий внёс     
«облак лазурных» халат.
Стражник ворота Девятых Небес     
в залу дворца отворил;
Благоговея, послы тысяч царств     
ниц перед троном лежат.
Бронзовый сянь... По ладони его     
солнечный зайчик скользит;
Дым благовонный стремится вблизи     
платья Дракона витать.
Смотру — конец. «Пятицветный» указ     
править тебе предстоит.
В звоне подвесок на Фениксов Пруд     
взор обращаешь опять.

Комментарии переводчика:

... «глаша́тай зари» (кит. цзи-жэнь, дословно: "петух-человек") — так называли дворцового чиновника, возглашавшего время наступления рассвета. Для усиления символического сходства ему полагался особый головной убор, цветом и формой напоминавший петуший гребень. Интересно, как схоже было в Китае, Европе и России отношение к петуху как к магической птице, чей крик способен мгновенно разрушить чары ночной нечисти, возвещая скорое появление Солнца. В Китае, дневное светило считалось средоточием силы "ян" — светлого, животворящего, мужского начала. Земным же средоточием "ян" считался сам император. См. об этом также здесь.

... постельничий (кит. шанъи) — дословно: начальник [императорского] гардероба.

... "облак лазурных" халат — холодным весенним утром император сразу после пробуждения облачался в меховой халат из сине-зелёного шёлка, расшитый орнаментом в виде облаков.

... послы тысяч царств — в оригинале сказано более радикально: "шапки и одежды десяти тысяч царств воздают почести кисточке императорской тиары".

Бронзовый сянь... — здесь: одно из двух бронзовых изваяний даосских небожителей в парадном зале столичного дворцового комплекса. Считалось, что эти изваяния были поставлены ещё во времена ханьского императора У-ди (140 — 84 гг. до н.э.). Помимо эстетической, они имели ещё и утилитарную функцию, предназначаясь для сбора «небесной росы», употребление которой, как считали даосские алхимики, было способно продлевать жизнь. Многие китайские императоры мечтали жить вечно, и танский Сюаньцзун, конечно же, не был исключением. На тему бессмертия см. также комментарий к предыдущему стихотворению.

Дракон — один из традиционных эпитетов при упоминании особы китайского императора.

«Пятицветный» указ (кит. усэ чжао) — здесь: подлинник императорского указа. Для изготовления особо важных государственных документов использовалась пятицветная бумага.

Написал во время затяжного дождя у реки Ванчуань

Шёл долго дождь в пустом лесу,     
дымит костёр давно.
К восточной целине несу     
варёное пшено...
Вот цапля белая летит     
из залитых полей;
Вот жёлтой иволги звучит     
напев в тени ветвей...
Покоя среди гор ищу —     
гляжу на "краткоцвет";
Пощусь и под сосной лущу     
подсолнух на обед...
Старик-бобыль, "за место спор"     
отринул я вполне,
Так что же чайки до сих пор     
всё меньше верят мне?

Комментарии переводчика:

Ванчуань — река в горах Чжуннань к югу от танской столицы Чанъани (ныне г. Сиань в пров. Шэньси). Там у Ван Вэя был небольшой дом с участком земли, купленный им у своего друга, поэта Сун Чживэня. Ван Вэй называл это место "имением Ванчуань".

К восточной целине — китайцам вообще очень свойственно указывать направления с помощью сторон света. Во второй строке, третий от конца иероглиф — "сян" — означает еду, которую владелец земли должен предоставлять работающим на него крестьянам-арендаторам. Ван Вэй сам варит для своих работников кашу из гаоляна, откуда можно сделать вывод, что "помещик" не многим богаче своих батраков.

"Краткоцвет" — в оригинале: "чжао1цзинь3", что можно перевести "гибискус [одного] утра". Гибискус (также: кетмия или китайская роза) — пышноцветущий кустарник семейства мальвовых, латинское название Hibiscus rosa-sinensis. Отличается очень коротким временем цветения — между восходом и заходом солнца одного и того же дня. В китайской поэзии, гибискус — символ бренности и непостоянства всего мирского.

Пощусь и под сосной ... — сосна выступает здесь как символ стойкости и прямоты взглядов. Пост в данном контексте означает постоянный отказ от мясной пищи, ибо Ван Вэй всегда был убеждённым буддистом.

Старик-бобыль — так поэт иронически именует себя. В оригинале: "е-лао", дословно: "деревенский старик". Тем не менее, мой вариант перевода весьма точен, поскольку оба значения слова "бобыль" — 1) бедный безземельный или малоземельный крестьянин; 2) одинокий, бессемейный человек — как нельзя лучше характеризуют тогдашний образ жизни Ван Вэя.

"За место спор" (кит. чжэнси) — символ мирского тщеславия, неподобающего совершенному мужу. В XXVII-ой главе книги "Чжуанцзы" сказано: "Ян Чжу поехал на юг и добрался до царства Пэй. Когда Лао-цзы уезжал на запад, в царство Цинь, Ян Чжу вышел за город, чтобы поприветствовать его. Лао-цзы встал посередине дороги, подняв взор к небесам, и сказал со вздохом: — Когда-то я думал, что тебя можно чему-то научить, но сейчас я вижу, что это невозможно. Ян Чжу ничего не ответил. Когда путники прибыли в его дом, он подал Лао-цзы полотенце, гребень и таз с водой для омовения. Сняв туфли за дверью, он на коленях подполз к Лао-цзы и сказал: — Учитель, только что вы подняли свой взор к небесам и сказали: «Когда-то я думал, что тебя можно чему-то научить, а сейчас вижу, что это невозможно». Ваш ученик хотел попросить вас разъяснить смысл этих слов, но вы всё шли вперед, и я не посмел обратиться к вам с вопросом. Теперь же осмелюсь спросить вас, в чём моя ошибка? Лао-цзы ответил: — Сколько высокомерия в твоём взгляде! Кто может ужиться с тобой? Самая чистая белизна кажется чуть запачканной, в совершенной добродетели как будто чего-то не хватает. Ян Чжу переменился в лице и сказал: «Почтительно слушаюсь!» Прежде Ян Чжу в каждой харчевне приветствовали и провожали жильцы, хозяин подавал ему сиденье, хозяйка подносила полотенце и гребень, сидевшие в доме уступали место на циновке, гревшиеся давали место у очага. Когда же он вернулся, постояльцы стали спорить с ним за место на циновке."

Так что же чайки до сих пор всё меньше верят мне? — Ван Вэй сетует, что, несмотря на все свои старания, он пока не обрёл совершенства и чистоты всех помыслов, не сумел ещё полностью освободиться от мирской скверны. Символ этот заимствован из притчи, помещённой во II-ой главе книги "Лецзы", где говорится: "Один человек, живший у моря, любил чаек. Каждое утро он уходил на морской берег плавать вместе с чайками, и к нему слеталось такое множество птиц, что всех и не сосчитать. Однажды его отец сказал ему: — Я слышал, к тебе слетаются все чайки на море. Поймай мне несколько — я тоже хочу поиграть с ними. Когда на следующее утро тот человек пришел к морю, чайки кружились над ним, но не опускались низко. Вот почему говорят: «Предел речи — отсутствие речей. Предел деяния — отсутствие деяний». Знание, доступное всем, — поверхностно." (Эта и предыдущая цитата даны в переводе В. Малявина.)

Хижина в бамбуковом лесу

Один сижу     
в бамбуковой глуши
И свистом вторю     
циневой струне.
О чаще сей     
не знает ни души,
Куда светить     
придёт луна ко мне.

Комментарии переводчика:

... свистом вторю — даосские отшельники владели особым искусством свиста, посредством которого они общались с духами и друг с другом на довольно значительных расстояниях.

... циневой струне — цинь — 5- или 7-струнная китайская цитра.