Уголок эстета

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Джон Китс

Сообщений 1 страница 28 из 28

1

Джон Китс

Джон Китс (англ. John Keats; 31 октября 1795, Лондон — 23 февраля 1821, Рим) — поэт младшего поколения английских романтиков.

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/1/1a/John_Keats_by_William_Hilton.jpg/250px-John_Keats_by_William_Hilton.jpg
Художник Уильям Хилтон

Дата рождения: 31 октября 1795
Место рождения: Лондон
Дата смерти: 23 февраля 1821 (25 лет)
Место смерти: Рим
Род деятельности: Поэт
Направление: Романтизм

Биография

Джон Китс родился в семье содержателя платной конюшни (пункта по прокату лошадей[2]). Он был первенцем у Томаса Китса (род. ок. 1775) и Фрэнсис Китс, урождённой Дженнингс (род. 1775). Затем последовали братья Джордж (1797—1841), Томас (1799—1818), Эдвард (1801—1802) и сестра Фрэнсис Мэри (Фанни) (1803—1889).

16 апреля 1804 года в результате несчастного случая погиб отец Китса. Всего через два месяца, 27 июня 1804 года, мать Китса Фрэнсис вступила в новый брак с Уильямом Роллингсом. Этот брак оказался неудачным, и дети поселились у родителей матери в Энфилде (к северу от Лондона).

В августе 1803 года Джон поступил учиться в частную закрытую школу преподобного Джона Кларка (также в Энфилде).

В марте 1810 года от туберкулёза умерла мать Китса, и в июле опекунами осиротевших детей были назначены Джон Науленд Сэнделл и Ричард Эбби. В 1816 году после смерти Сэнделла единственным опекуном стал Ричард Эбби, чаеторговец по профессии.

Китс, лишившийся родителей на 15-м году жизни, был отправлен в Лондон для изучения медицины; он не мог позволить себе получить университетское образование и даже не имел возможности заняться классическими языками. Глубокое проникновение духом эллинизма пришло в поэзию Китса интуитивно, так как он мог читать греческих поэтов только в переводе. Вскоре Китс оставил занятия медициной в лондонских госпиталях и сосредоточился на литературе. Он увлекался творчеством Спенсера и Гомера и стал одним из членов небольшого кружка, в который входили критик Ли Хант, бывший неофициальным его руководителем, а также Уильям Хэзлит, Хорэс Смит, Корнелиус Уэбб и Джон Гамильтон Рейнольдс[3]. Консервативные критики вскоре уничижительно окрестили кружок «Cockney school», то есть школа простонародных авторов. Шелли, хоть он и был человеком знатного происхождения, был также близок к этому кружку.

Стесненные денежные обстоятельства сделали жизнь Китса в этот период крайне трудной; он от природы был человеком болезненным, и его организм был ослаблен под давлением нужды. Много душевных страданий причинила ему его любовь к Фанни Брон, с которой они были помолвлены, но так и не смогли пожениться из-за его затрудненного материального положения. В 1817 г. Китс издал первую книжку лирических стихов, а в следующем году — большую поэму «Endymion». Близкие друзья тотчас же оценили его высокое дарование и оригинальность, но журнальная критика с непонятным озлоблением напала на дебютирующего поэта, обвиняя его в бездарности, аффектации и отсылая его в «аптекарскую лавочку готовить пластыри». Особенной свирепостью в этой кампании против Китса отличились консервативные журналы «Quarterly Review» и «Blackwood»; статьи авторитетного в то время критика Джифорда были полны грубыми насмешками, что не могло не ранить психику впечатлительного, темпераментного поэта.

Существовавшее долгое время мнение, что жизнь поэта «угасла от журнальной статьи» («snuffed out by an article», по выражению Байрона), сильно преувеличено, но несомненно, что нравственные переживания, среди которых нападки критики сыграли главную роль, ускорили развитие чахотки, которой страдали в его семье. В 1818 году Китса отправили на зиму в южный Уэльс, где он ненадолго поправился и много писал; однако болезнь скоро возобновилась с прежней силой, и он стал медленно угасать. Он сознавал это и отражал в своих одах и лирических стихотворениях меланхоличное настроение уходящей молодости и таинственную торжественность перехода от жизни к смерти. В 1820 г. Китс уехал, в сопровождении своего друга, художника Северна, в Италию, где ему суждено было провести последние месяцы своей жизни. Его письма и последние стихотворения исполнены благоговейным культом природы и красоты. Незадолго до смерти поэта вышла третья книга его стихов, содержавшая наиболее зрелые его произведения («Гиперион», «Изабелла», «Канун святой Агнессы», «Ламия»). Она была очень тепло принята читателями, однако Китсу уже не суждено было об этом узнать: он скончался 23 февраля 1821 г. Поэт похоронен на Римском протестантском кладбище; на могильном камне вырезана написанная им самим эпитафия: «Здесь лежит тот, чье имя было начертано на воде» («Here lies one whose name was writ in water»).

Поэзия Китса привнесла в английский романтизм новый для того времени элемент эллинизма, а также культ красоты и гармоничного наслаждения жизнью. Во всей своей силе эллинизм Китса сказался в двух его больших поэмах: «Эндимион» и «Гиперион», а также в стихотворении «Ода к греческой вазе».

В «Эндимионе», разрабатывающем миф о любви богини луны к пастуху, Китс обнаружил неисчерпаемое богатство фантазии, переплетая между собой множество греческих легенд и присоединяя к ним более сложные, спиритуалистические поэтические построения. Запутанность фабулы и сложность эпизодов сильно затрудняет чтение поэмы, но отдельные места — преимущественно лирические отрывки — принадлежат к числу лучших страниц во всей английской поэзии. Замечательны в этом отношении гимн Пану, глубоко проникнутый пантеизмом (II песнь), и песнь индийской девушки (IV песнь), переходящая от воспевания грусти к буйному гимну в честь Вакха. Неудержимое влечение Эндимиона к неведомой богине, явившейся ему во сне, тоска и отчужденность от земных связей, временное увлечение земной красавицей, оказывающейся воплощением его бессмертной подруги, и конечное единение с последней — все это символизирует для поэта историю человеческой души, свято хранящей в себе образ вечной красоты и ищущей воплощение своего идеала на земле.

«Гиперион» — незаконченная поэма о торжестве олимпийских богов над предшествовавшим им поколением титанов, более строга по форме и полна глубокого трагизма. Речи побежденных титанов, в особенности пламенные воззвания непокорной Теи, воплощающей величие гибнущих титанов, напоминают наиболее вдохновенные эпизоды «Потерянного Рая» Мильтона. В «Оде к греческой вазе» Китс воспевает вечность красоты, как ее видит художник. Во всех этих поэмах Китс отразил эстетическую теорию, навеянную духовной близостью с античным миром, и сформулировал её в следующем стихе: «Красота есть правда, правда — красота; это все, что человек знает на земле и что он должен знать». Наряду с эллинизмом, выражающимся в культе красоты, в его поэзии обнаруживается и элемент мистицизма: поэт видит в красоте природы символы иной, более высокой, вечной красоты. Все оды Китса («Ода к соловью», «К осени», «К меланхолии») носят спиритуалистический характер, что характерно также для его греческих поэм. Однако особенно сильно сказывается тревожное, слегка мистическое настроение поэта в его балладах, таких как «Канун святой Агнессы», «Изабелла» и другие. Здесь он разрабатывает мотивы народных поверий и окружает их поэтическим ореолом, покоряющим воображение читателя.

После смерти Китса значение его для английской поэзии преувеличивалось его поклонниками и оспаривалось его противниками; долгое время его творчество связывали с литературным кружком, из которого он вышел. Нападки на него делали те, кто метил в так называемую «Cockney-School» Ли Ханта. На самом деле он связан был с этой группой только личной дружбой. Критика следующих поколений, чуждая подобных предубеждений, осознала это и оценила гений Китса и достоинства его поэзии. Ныне ему отводится место в английской литературе наравне с Байроном и Шелли, хотя его стихи заметно отличаются от стихов последних по настроению и внутреннему содержанию. Если Байрон олицетворял «демонизм» в европейской поэзии, а Шелли был адептом пантеизма, то Китсу принадлежит создание глубоко-поэтического направления, где внимание поэта концентрируется на внутреннем мире человека. Последователями Китса стали, через 30 лет после его смерти, поэты и художники прерафаэлитской школы в лице Россетти, Морриса и других, чье творчество способствовало возрождению английской поэзии и изобразительного искусства.

В 1971 году к 150-летию со дня смерти поэта королевская почта Великобритании выпустила почтовую марку достоинством в 3 пенса.

http://ru.wikipedia.org/

0

2

«la Belle dame sans merci» 1

"Зачем, о рыцарь, бродишь ты
        Печален, бледен, одинок?
Поник тростник, не слышно птиц,
        И поздний лист поблек.

Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
        Какая боль в душе твоей?
Полны у белок закрома,
        Весь хлеб свезен с полей.

Смотри: как лилия в росе,
        Твой влажен лоб, ты занемог.
В твоих глазах застывший страх,
        Увяли розы щек".

Я встретил деву на лугу,
        Она мне шла навстречу с гор.
Летящий шаг, цветы в кудрях,
        Блестящий дикий взор.

Я сплел из трав душистых ей
        Венок, и пояс, и браслет
И вдруг увидел нежный взгляд,
        Услышал вздох в ответ.

Я взял ее в седло свое,
        Весь долгий день был только с ней.
Она глядела молча вдаль
        Иль пела песню фей.

Нашла мне сладкий корешок,
        Дала мне манну, дикий мед.
И странно прошептала вдруг:
        "Любовь не ждет!"

Ввела меня в волшебный грот
        И стала плакать и стенать.
И было дикие глаза
        Так странно целовать.

И убаюкала меня,
        И на холодной крутизне
Я все забыл в глубоком сне,
        В последнем сне.

Мне снились рыцари любви,
        Их боль, их бледность, вопль и хрип:
La belle dame sans merci
        Ты видел, ты погиб!

Из жадных, из разверстых губ
        Живая боль кричала мне,
И я проснулся - я лежал
        На льдистой крутизне.

И с той поры мне места нет,
        Брожу печален, одинок,
Хотя не слышно больше птиц
        И поздний лист поблек.

1 Прекрасная дама, не знающая милосердия (франц.).

Перевод: В. В. Левика

0

3

«Байрону»

О Байрон! Песней сладостной печали
Ты к нежности склоняешь все вокруг,
Как будто с арфы, потрясенной вдруг
Сочувствием, рыданья в прах упали,

И чтоб они не смолкли, не пропали,
Ты осторожно поднял каждый звук,
Дал волшебство словам душевных мук,
Явил нам скорбь в сияющем хорале.

Так темной туче отсвет золотой
Дарит луна, идя тропой дозорной,
Так жемчугом блестит убор простой,

Так жилками мерцает мрамор черный.
Пой, лебедь гордый, песнь разлуки пой,
Дай нам упиться грустью благотворной.

Перевод: В. В. Левика

0

4

«День отошел и все с собой унес»

День отошел и все с собой унес:
Влюбленность, нежность, губы, руки, взоры,
Тепло дыханья, темный плен волос,
Смех, шепот, игры, ласки, шутки, споры.

Поблекло все - так вянут вмиг цветы.
От глаз ушло и скрылось совершенство,
Из рук ушло виденье Красоты,
Ушел восторг, безумие, блаженство.

Исчезло все - и мглою мир объят,
И день святой сменила ночь святая,
Разлив любви пьянящий аромат,
Для сладострастья полог тьмы сплетая.

Весь часослов любви прочел я днем
И вновь молюсь - войди же, Сон, в мой дом!

Перевод: В. В. Левика

0

5

«К звезде»

О, если б вечным быть, как ты, Звезда!
Но не сиять в величье одиноком,
Над бездной ночи бодрствуя всегда,
На Землю глядя равнодушным оком -

Вершат ли воды свой святой обряд,
Брегам людским даруя очищенье,
Иль надевают зимний свой наряд
Гора и дол в земном круговращенье, -

Я неизменным, вечным быть хочу,
Чтобы ловить любимых губ дыханье,
Щекой прижаться к милому плечу,
Прекрасной груди видеть колыханье

И в тишине, забыв покой для нег,
Жить без конца - или уснуть навек.

Перевод: В. В. Левика

0

6

«К Костюшко»

Костюшко! Меж прославленных имен,
Как дум высоких нива золотая,
Блестит твое, гармониями рая,
Хоралом сфер земной тревожа сон.

И там, из туч прорвавшись в небосклон,
Где имена бессмертные, блистая,
Чаруют слух, как музыка святая,
Где каждому воздвигнут звездный трон,

Оно пророчит, что настанет час
И добрый дух провеет над землей, -
Тогда с мужами древности, с Альфредом

Туда, туда, где правит Бог живой,
Всемирным гимном призовешь ты нас -
К Великому, чей лик еще неведом.

Перевод: В. В. Левика

0

7

«К миру»

Мир! Отгони раздор от наших нив,
Не дай войне опять в наш дом вселиться!
Тройное королевство осенив,
Верни улыбку на живые лица.

Я рад тебе! Я рад соединиться
С товарищами - с теми, кто вдали.
Не порть нам радость! Дай надежде сбыться
И нимфе гор сочувственно внемли.

Как нам - покой, Европе ниспошли
Свободу! Пусть увидят короли,
Что стали прошлым цепи тирании,

Что Вольностью ты стал для всей земли,
И есть Закон - и он согнет их выи.
Так, ужас прекратив, ты счастье дашь впервые.

Перевод: В. В. Левика

0

8

«Когда страшусь, что смерть прервет мой труд»

Когда страшусь, что смерть прервет мой труд,
И выроню перо я поневоле,
И в житницы томов не соберут
Зерно, жнецом рассыпанное в поле,

Когда я вижу ночи звездный лик
И оттого в отчаянье немею,
Что символов огромных не постиг
И никогда постигнуть не сумею,

И чувствую, что, созданный на час,
Расстанусь и с тобою, незабвенной,
Что власть любви уже не свяжет нас, -
Тогда один на берегу вселенной

Стою, стою и думаю - и вновь
В Ничто уходят Слава и Любовь.

Перевод: В. В. Левика

0

9

«Кузнечик и сверчок»

Вовеки не замрет, не прекратится
Поэзия земли. Когда в листве,
От зноя ослабев, умолкнут птицы,
Мы слышим голос в скошенной траве

Кузнечика. Спешит он насладиться
Своим участьем в летнем торжестве,
То зазвенит, то снова притаится
И помолчит минуту или две.

Поэзия земли не знает смерти.
Пришла зима. В полях метет метель,
Но вы покою мертвому не верьте.

Трещит сверчок, забившись где-то в щель,
И в ласковом тепле нагретых печек
Нам кажется: в траве звенит кузнечик.

Перевод: С. Я. Маршака

0

10

«Море»

Шепча про вечность, спит оно у шхер,
    И вдруг, расколыхавшись, входит в гроты,
    И топит их без жалости и счета,
И что-то шепчет, выйдя из пещер.
А то, бывает, тише не в пример,
    Оберегает ракушки дремоту
    На берегу, куда ее с излету
Последний шквал занес во весь карьер.

Сюда, трудом ослабившие зренье!
    Обширность моря даст глазам покой.
    И вы, о жертвы жизни городской,
Оглохшие от мелкой дребедени,
    Задумайтесь под мерный шум морской,
Пока сирен не различите пенья!

Перевод: Б. Л. Пастернака

0

11

«Ода к осени»

Пора плодоношенья и дождей!
Ты вместе с солнцем огибаешь мызу,
Советуясь, во сколько штук гроздей
Одеть лозу, обвившую карнизы;
Как яблоками отягченный ствол
У входа к дому опереть на колья,
И вспучить тыкву, и напыжить шейки
Лесных орехов, и как можно доле
Растить последние цветы для пчел,
Чтоб думали, что час их не прошел
И ломится в их клейкие ячейки.

Кто не видал тебя в воротах риг?
Забравшись на задворки экономии,
На сквозняке, раскинув воротник,
Ты, сидя, отдыхаешь на соломе;
Или, лицом упавши наперед
И бросив серп средь маков недожатых,
На полосе храпишь, подобно жнице,
Иль со снопом одоньев от богатых,
Подняв охапку, переходишь брод;
Или тисков подвертываешь гнет
И смотришь, как из яблок сидр сочится.

Где песни дней весенних, где они?
Не вспоминай, твои ничуть не хуже,
Когда зарею облака в тени
И пламенеет жнивий полукружье,
Звеня, роятся мошки у прудов,
Вытягиваясь в воздухе бессонном
То веретенами, то вереницей;
Как вдруг заблеют овцы по загонам;
Засвиристит кузнечик; из садов
Ударит крупной трелью реполов
И ласточка с чириканьем промчится.

Перевод: Б. Л. Пастернака

0

12

«Осень»

Пора туманов, зрелости полей,
  Ты с поздним солнцем шепчешься тайком,
Как наши лозы сделать тяжелей
  На скатах кровли, крытой тростником,
    Как переполнить сладостью плоды,
      Чтобы они, созрев, сгибали ствол,
  Распарить тыкву в ширину гряды,
  Заставить вновь и вновь цвести сады,
    Где носятся рои бессчетных пчел, -
      Пускай им кажется, что целый год
      Продлится лето, не иссякнет мед!

Твой склад - в амбаре, в житнице, в дупле.
  Бродя на воле, можно увидать
Тебя сидящей в риге на земле,
  И веялка твою взвевает прядь.
    Или в полях ты убираешь рожь
      И, опьянев от маков, чуть вздремнешь,
  Щадя цветы последней полосы,
  Или снопы на голове несешь
    По шаткому бревну через поток.
      Иль выжимаешь яблок терпкий сок
      За каплей каплю долгие часы...

Где песни вешних дней? Ах, где они?
  Другие песни славят твой приход.
Когда зажжет полосками огни
  Над опустевшим жнивьем небосвод,
    Ты слышишь: роем комары звенят
      За ивами - там, где речная мель,
  И ветер вдаль несет их скорбный хор.
  То донесутся голоса ягнят,
    Так выросших за несколько недель,
      Малиновки задумчивая трель
      И ласточек прощальный разговор!

Перевод: С. Я. Маршака

0

13

«Подражание Спенсеру»

Покинул день восточный свой дворец
И ввысь шагнул и, став на холм зеленый,
Надел на гребень огненный венец.
Засеребрись, ручей, еще студеный,
По мхам скользит ложбинкой потаенной
И все ручьи зовет с собой туда,
Где озеро сверкает гладью сонной,
И отражает хижины вода,
И лес, и небосвод, безоблачный всегда.

И зимородок ярким опереньем
Соперничает с рыбой, в глубине
На миг мелькнувшей радужным виденьем,
Сверкнувшей алой молнией на дне.
А белый лебедь, нежась на волне,
Колеблет арку снежно-белой шеи
Иль замирает в чутком полусне.
Лишь глаз агаты искрятся, чернея,
И сладострастная к нему нисходит фея.

Как описать чудесный остров тот
На глади зыбкой светлого сапфира?
С Дидоны спал бы здесь душевный гнет,
Ушла бы скорбь от горестного Лира.
Изведавшая все широты мира,
Таких прозрачных серебристых вод
Не знает романтическая лира, -
Такой страны, где вечно синий свод
Сквозь дымку легкую смеется и зовет.

И роскошь дня объемлет всю природу -
Долину, холм, листы прибрежных лоз.
Он заключил в объятья землю, воду,
Он обрывает куст весенних роз,
Как бы сбирая дань пурпурных слез,
Цветов перебирает он узоры
И горд, как будто яхонты принес,
Способные затмить, чаруя взоры,
Все почки, все цветы на диадеме Флоры.

Перевод: В. В. Левика

0

14

«Прекрасное пленяет навсегда»

Прекрасное пленяет навсегда.
К нему не остываешь. Никогда
Не впасть ему в ничтожество. Все снова
Нас будет влечь к испытанному крову
С готовым ложем и здоровым сном.
И мы затем цветы в гирлянды вьем,
Чтоб привязаться больше к чернозему
Наперекор томленью и надлому
Высоких душ, унынью вопреки
И дикости, загнавшей в тупики
Исканья наши. Да, назло пороку,
Луч красоты в одно мгновенье ока
Сгоняет с сердца тучи. Таковы
Луна и солнце, шелесты листвы,
Гурты овечьи, таковы нарциссы
В густой траве, где под прикрытьем мыса
Ручьи защиты ищут от жары,
И точно так рассыпаны дары
Лесной гвоздики на лесной поляне.
И таковы великие преданья
О славных мертвых первых дней земли,
Что мы детьми слыхали иль прочли.

Перевод: Б. Л. Пастернака

0

15

«При виде локона волос Мильтона»

      Властитель числ органа,
      Певец надмирных сфер!
      Нам дух твой невозбранно
      Являет меру мер
      И всех начал начало.
      Но лишь глупцу пристало
      Твой славить прах
И, тщась почтить возвышенный твой гений,
Пытаться гимн для скорбных песнопений
      Сложить в стихах.

      Ты пел для духов рая,
      Мелодий храм живой.
      Разлада не скрывая,
      Восторг дарил нам свой
      И крылья вдохновенья.
      О, где твои владенья?
              Внемли моей
Делийской клятве, - я клянусь тобою,
      Твореньями твоими и судьбою,
      Твоей любовью в облике земном,
Той красотой, что всюду и во всем!

      Когда мой стих от власти
      Незрелых форм уйдет, -
      Я, верный прежней страсти,
      Уже седой, из од,
      Из гимнов сплавлю Слово
Во славу и трудов твоих и дел.
Но как бы я желаньем ни горел,
Напрасно все, пока я не созрел
      Для древней мудрости суровой,
Не испытал восторг перед лучами новой.

На годы воздержусь от приношений,
Но запою - и вспомню все сполна.
Я лишь простой вассал твоих свершений,
Мой лоб горяч, и кровь возбуждена.
      О, этот локон твой!
      Я онемел сначала,
Когда вдруг имя Мильтон прозвучало
      Так близко предо мной.
Но кровь моя тогда не волновалась,
И все ж виденье в памяти осталось.

Перевод: В. В. Левика

0

16

«Современная любовь»

Любовь! Игрушка лени золотой!
Кумир, такой божественно-прекрасный,
Что юность, в упоенье расточая
Ей сотни тысяч ласковых имен,
Сама себя божественною мнит
И, праздная, безумствует все лето,
Гребенку барышни признав тиарой,
Стрелой Амура - биллиардный кий.
Тогда живет Антоний в Брунсвик-сквере,
И Клеопатра - в номере седьмом.
Но если страсть воспламеняла мир,
Бросала в прах цариц и полководцев,
Глупцы! - так вашу мелкую страстишку
Сравню я только с сорною травой.
Восстановите тот тяжелый жемчуг,
Что растворен царицею Египта,
И хоть на вас касторовые шляпы -
Я вам скажу: вы можете любить!

Перевод: В. В. Левика

0

17

«Тому, кто в городе был заточен»

Сонет

Тому, кто в городе был заточен,
        Такая радость - видеть над собою
        Открытый лик небес и на покое
Дышать молитвой, тихой, точно сон.
И счастлив тот, кто, сладко утомлен,
        Найдет в траве убежище от зноя
        И перечтет прекрасное, простое
Преданье о любви былых времен.

И, возвращаясь к своему крыльцу,
        Услышав соловья в уснувшей чаще,
Следя за тучкой, по небу скользящей,
        Он погрустит, что к скорому концу
Подходит день, чтобы слезой блестящей
        У ангела скатиться по лицу.

Перевод: С. Я. Маршака

0

18

«Сонет о славе»

Дикарка-слава избегает тех,
Кто следует за ней толпой послушной.
Имеет мальчик у нее успех
Или повеса, к славе равнодушный.

Гордячка к тем влюбленным холодней,
Кто без нее счастливым быть не хочет.
Ей кажется: кто говорит о ней
Иль ждет ее, - тот честь ее порочит!

Она - цыганка. Нильская волна
Ее лица видала отраженье.
Поэт влюбленный! Заплати сполна
Презреньем за ее пренебреженье.

Ты с ней простись учтиво - и рабой
Она пойдет, быть может, за тобой!

Перевод: С. Я. Маршака

0

19

«Сонет о сонете»

Уж если суждено словам брести
В оковах тесных - в рифмах наших дней,
И должен век свой коротать в плену
Сонет певучий, - как бы нам сплести

Сандалии потоньше, понежней
Поэзии - для ног ее босых?
Проверим лиру, каждую струну,
Подумаем, что можем мы спасти

Прилежным слухом, зоркостью очей.
Как царь Мидас ревниво в старину
Хранил свой клад, беречь мы будем стих.

Прочь мертвый лист из лавровых венков!
Пока в неволе музы, мы для них
Гирлянды роз сплетем взамен оков.

Перевод: С. Я. Маршака

0

20

«Спенсеру»

О Спенсер! Обожатель твой лесник,
Пройдя твой лес, вчера с улыбкой милой
Просил, чтоб я, твоей подвигнут силой,
Впредь очищал английский мой язык.

Сказитель эльфов! Кто ж из нас достиг -
Из нас, живущих средь зимы постылой, -
Таких высот, как Феб золотокрылый,
Чтоб разливать веселье утра вмиг?

Кто может без упорного труда
Живить, как ты, свои произведенья?
Цветок из почвы долго пьет всегда,
Пока придет пора его цветенья.

Явись весной: из кожи буду лезть,
Ему на радость, а тебе на честь.

Перевод: В. В. Левика

0

21

«Стихи о русалочьей таверне»

О, поэтов души, где бы
Ни дало Элизий небо,
Лучшей не найти наверно,
Чем Русалочья Таверна!
Было ль где хмельней дано
Вам Канарское вино?
Райский плод не слаще, нет,
Чем олений мой паштет!
Как он сделан, словно тут
Сам пирует Робин Гуд.
С Мэриан, своей подружкой,
Пьет из рога, пьет из кружки.

Но пропала без следа
Вывеска моя - куда?
Астролог старик пропажу
Отыскал, вписавши даже
На пергамент свой рассказ
Что он видел славных вас
Под моей средь звезд призывной
Вывеской, напиток дивный
Распивающих со смаком
Где-то там за Зодиаком.

О, поэтов души, где бы
Ни дало Элизий небо,
Лучшей не найти наверно,
Чем Русалочья Таверна!

Перевод: М. А. Зенкевича

0

22

«Стихи, написанные в Шотландии...»

Прожившему так мало бренных лет,
Мне довелось на час занять собою
Часть комнаты, где славы ждал поэт,
Не знавший, чем расплатится с судьбою.

Ячменный сок волнует кровь мою.
Кружится голова моя от хмеля.
Я счастлив, что с великой тенью пью,
Ошеломлен, своей достигнув цели.

И все же, как подарок, мне дано
Твой дом измерить мерными шагами
И вдруг увидеть, приоткрыв окно,
Твой милый мир с холмами и лугами.

Ах, улыбнись! Ведь это же и есть
Земная слава и земная честь!

Перевод: С. Я. Маршака

0

23

«Стихи, написанные в Шотландии...»

Прожившему так мало бренных лет,
Мне довелось на час занять собою
Часть комнаты, где славы ждал поэт,
Не знавший, чем расплатится с судьбою.

Ячменный сок волнует кровь мою.
Кружится голова моя от хмеля.
Я счастлив, что с великой тенью пью,
Ошеломлен, своей достигнув цели.

И все же, как подарок, мне дано
Твой дом измерить мерными шагами
И вдруг увидеть, приоткрыв окно,
Твой милый мир с холмами и лугами.

Ах, улыбнись! Ведь это же и есть
Земная слава и земная честь!

Перевод: С. Я. Маршака

0

24

«Тому, кто в городе был заточен»

Тому, кто в городе был заточен,
Такая радость - видеть над собою
Открытый лик небес и на покое
Дышать молитвой, тихой, точно сон.

И счастлив тот, кто, сладко утомлен,
Найдет в траве убежище от зноя
И перечтет прекрасное, простое
Преданье о любви былых времен.

И, возвращаясь к своему крыльцу,
Услышав соловья в уснувшей чаще,
Следя за тучкой, по небу скользящей,

Он погрустит, что к скорому концу
Подходит день, чтобы слезой блестящей
У ангела скатиться по лицу.

Перевод: С. Я. Маршака

0

25

«Чаттертону»

О Чаттертон! О жертва злых гонений!
Дитя нужды и тягостных тревог!
Как рано взор сияющий поблек,
Где мысль играла, где светился гений!

Как рано голос гордых вдохновений
В гармониях предсмертных изнемог!
Твой был восход от смерти недалек,
Цветок, убитый стужей предосенней.

Но все прошло: среди других орбит
Ты сам звездой сияешь лучезарной,
Ты можешь петь, ты выше всех обид

Людской молвы, толпы неблагодарной.
И, слез не скрыв, потомок оградит
Тебя, поэт, от клеветы коварной.

Перевод: В. В. Левика

0

26

«Чему смеялся я сейчас во сне?»

Чему смеялся я сейчас во сне?
Ни знаменьем небес, ни адской речью
Никто в тиши не отозвался мне...
Тогда спросил я сердце человечье:

Ты, бьющееся, мой вопрос услышь, -
Чему смеялся я? В ответ - ни звука.
Тьма, тьма крутом. И бесконечна мука.
Молчат и Бог и ад. И ты молчишь.

Чему смеялся я? Познал ли ночью
Своей короткой жизни благодать?
Но я давно готов ее отдать.
Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.

Сильны любовь и слава смертных дней,
И красота сильна. Но смерть сильней.

Перевод: С. Я. Маршака

0

27

«Четыре разных времени в году»

Четыре разных времени в году.
      Четыре их и у тебя, душа.
Весной мы пьем беспечно, на ходу
      Прекрасное из полного ковша.
Смакуя летом этот вешний мед,
      Душа летает, крылья распустив.
А осенью от бурь и непогод
      Она в укромный прячется залив.
Теперь она довольствуется тем,
      Что сквозь туман глядит на ход вещей.
Пусть жизнь идет неслышная совсем,
      Как у порога льющийся ручей.

Потом - зима. Безлика и мертва.
Что делать! Жизнь людская такова.

Перевод: С. Я. Маршака

0

28

«Юной леди, приславшей мне лавровый венок»

Встающий день дохнул и свеж и бодр,
И весь мой страх, и мрачность - все прошло.
Мой ясен дух, грядущее светло,
Лавр осенил мой неприметный одр.

Свидетельницы звезды! Жить в тиши,
Смотреть на солнце и носить венок
Из листьев Феба, данный мне в залог
Из белых рук, от искренней души!

Кто скажет: "брось", "не надо" - лишь наглец!
Кто осмеет, пороча, цель мою?
Будь он герой, сам Цезарь, - мой венец

Я не отдам, как честь не отдаю.
И, преклонив колени наконец,
Целую руку щедрую твою.

Перевод: В. В. Левика

0



Создать форум.